Дедукция и проблема историзма
Понимая предмет исследования – товарно-капиталистическую экономику – как единое связное во всех своих проявлениях целое, как систему взаимообусловливающих отношений производства и распределения, Рикардо в то же время не понимал эту систему как исторически возникшую, как исторически развившуюся и продолжающую развиваться органическую совокупность отношений людей и вещей в процессе производства.
Все достоинства способа исследования Рикардо органически связаны с точкой зрения субстанции, т.е. с пониманием предмета как единого, связного во всех своих проявлениях целого. И наоборот, все недостатки и пороки его способа развертывания теории уходят своими корнями в полное непонимание этого целого как исторически ставшего целого.
Товарно-капиталистическая форма производства представлялась ему «естественной», вечной формой всякого производства вообще. С этим были связаны неисторический (и даже более того – антиисторический) характер его абстракции и отсутствие историзма в методе их получения. Дедукция категорий, если она сочетается с неисторическим [178] пониманием предмета, который с ее помощью воспроизводится в понятии, с неизбежностью приобретает чисто формальный характер.
Нетрудно заметить, что дедукция по самой ее форме соответствует представлению о развитии, о движении от простого, нерасчлененного, общего – к сложному, к расчлененному, к частному и особенному. Но если предметная реальность, которая воспроизводится в понятиях дедуктивным способом, сама по себе понимается как реальность неразвивающаяся, как вечная и естественная система взаимодействующих явлений, то, естественно, дедукция начинает с неизбежностью представляться лишь искусственным приемом развития мысли. В этом случае логика с необходимостью возвращается к той точке зрения на природу дедукции, которую в классически ясной форме выразил Декарт.
Декарт, приступая к построению своей системы мира, к выведению всех сложных форм взаимодействия в природе из движения простейших, исключительно геометрически определяемых частиц материи, оговаривает свое право на такой способ построения теории следующим образом: «Природу их [т.е. вещей. – Э.И.] гораздо легче познать, видя их постепенное возникновение, чем рассматривая их как совершенно готовые» 1.
Но тут же, не желая входить в открытый конфликт с богословским учением о сотворении мира, Декарт делает характерную оговорку: «Однако из всего этого я не хотел заключать, что этот мир создан в таком виде, как я предположил, ибо гораздо более правдоподобно, что с самого его начала бог создал его таким, каким он должен быть» 2.
Для Декарта очевидно, что форма дедукции, которую он сознательно применяет, глубоко родственна представлению о развитии, о возникновении, о происхождении вещей в их необходимости. Поэтому перед ним и встал щекотливый вопрос – как примирить дедукцию с представлением о том, что предмет вечно равен самому себе и ниоткуда не произошел, будучи единожды создан богом.
В аналогичном положении оказался и Рикардо. Он прекрасно понимал, что только дедуктивное движение [179] мысли может выразить явления в их внутренней связи, что познать эту связь можно только в рассмотрении постепенного возникновения различных форм богатства из одной общей им всем субстанции – из труда, производящего товары. Но как этот способ рассмотрения увязать с представлением о том, что буржуазная система есть естественная и вечная система, которая реально ни возникать, ни развиваться не может? Рикардо эти два представления, по сути своей абсолютно несовместимые, все же примиряет. И это отражается как раз на методе его мышления, на способе образования абстракций.
Если теория начинает строиться с категории стоимости, чтобы от нее перейти к рассмотрению других категорий, то это можно оправдать тем, что категория стоимости есть наиболее общее понятие, предполагающее и прибыль, и процент, и ренту, и капитал и все остальное, – родовой абстракт, отвлеченный от этих реальных особенных и единичных явлений.
Движение мысли от абстрактно-общей категории к выражению особенностей реальных явлений поэтому и предстает как движение, протекающее исключительно в мысли, но никак не в реальности. В реальности все категории – прибыль, капитал, рента, заработная плата, деньги и т.д. – существуют одновременно рядом друг с другом, а категория стоимости выражает общее между ними. Как таковая стоимость реально существует лишь в абстрагирующей голове, как отражение того общего, что товар имеет с деньгами, с прибылью, с рентой, с заработной платой, капиталом и т.д. Это родовое понятие, обнимающее все особенные категории, и есть стоимость.
Рикардо здесь рассуждал в духе современной ему номиналистической логики, восстававшей против тезиса средневекового реализма, против представления креационистского толка, согласно которому общее, скажем, животное вообще существует до лошади, лисицы, коровы, зайца, до особенных видов животных, а затем превращается, «расщепляется» на лошадь, корову, лисицу, зайца и т.д.
По Рикардо, стоимость как таковая может существовать лишь «post rem», лишь в качестве умственного отвлечения от особенных видов стоимости (от прибыли, ренты, заработной платы и т.д.) и ни в коем случае не «ante rem», не в виде самостоятельной реальности, предшествующей [180] по времени появления своим особенным видам (капиталу, прибыли, ренте, заработной плате и т.д.). Все же эти особенные виды стоимости существуют вечно, рядом друг с другом и ни в коем случае не происходят из стоимости, так же как лошадь реально не происходит из животного вообще.
Но вся беда в том, что номиналистическая концепция общего понятия, справедливо нападая на главный тезис средневекового реализма, заодно с ним вообще устраняла из реального мира единичных вещей и идею их реального развития.
Поскольку Рикардо стоял на точке зрения буржуазии в понимании существа буржуазной экономики, односторонняя и крайне метафизическая концепция номинализма в логике ему и казалась самой естественной и подходящей. От века и навек существуют лишь единичные явления, принадлежащие особенным видам стоимости: товар, деньги, капитал, прибыль, рента и др. Стоимость же есть абстракт, отвлеченный от этих единичных и особенных экономических явлений, «universalia post rem» и никак не «universalia ante rem». Поэтому стоимость как таковую, стоимость самою по себе в строжайшем отвлечении от прибыли, заработной платы, ренты и конкуренции Рикардо и не исследовал.
Сформулировав понятие стоимости, он сразу и непосредственно переходил к рассмотрению развитых особенных категорий, начинал непосредственно прикладывать понятие стоимости к явлениям прибыли, заработной платы, ренты, денег и т.д.
И это самый естественный логический ход, если реальность, с его помощью воспроизводимая, понимается как вечная система взаимодействия особенных видов стоимости.
Ясно, что если содержание всеобщего понятия, лежавшего в основе всей системы теории, понимать как сумму признаков, абстрактно общих всем особенным и единичным явлениям, то приходится поступать именно так, как поступал Рикардо. Если всеобщее понимается как абстрактно-общее всем без исключения единичным и особенным явлениям свойство, то в случае со стоимостью для того, чтобы получить ее теоретические определения, приходится рассматривать именно прибыль, именно ренту, и отвлекать общее именно от них. Рикардо так и поступал. [181] И именно за это его особенно резко критиковал Маркс, ибо здесь как раз и выражался антиисторический подход Рикардо к проблеме стоимости и ее видов.
Основной порок способа исследования Рикардо Маркс видел в том, что он специально не исследовал теоретические определения стоимости как таковой в ее строжайшей независимости от воздействий процесса производства прибавочной стоимости, от конкуренции, прибыли, заработной платы и всех остальных явлений. В первой главе основного труда Рикардо речь идет не только об обмене товара на товар (т.е. о простой форме стоимости, стоимости как таковой), но также и о прибыли, заработной плате, капитале, средней норме прибыли и о тому подобных вещах.
«Мы видим, что если Рикардо упрекают в слишком большой абстрактности, то справедливым был бы противоположный упрек, а именно – в недостаточной силе абстракции, в неспособности при рассмотрении стоимостей товаров забыть прибыли – факт, встающий перед ним из сферы конкуренции» 3.
Но это требование – требование объективной полноты абстракции – невозможно выполнить, не отказываясь, во-первых, от формально-метафизического понимания всеобщего понятия (как простого абстракта от особенных и единичных явлений, к которым оно относится), а во-вторых, не переходя на точку зрения историзма в понимании (в данном случае развития от стоимости к прибыли).
Маркс требует от науки, чтобы та понимала экономическую систему как систему, возникшую и развившуюся, требует, чтобы логическое развитие категорий воспроизводило реальную историю возникновения и развертывания системы.
Но раз так, то и стоимость, как исходный пункт теоретического понимания, наука обязана понять как объективную экономическую реальность, существующую и возникающую раньше, нежели могут вообще возникнуть и существовать такие явления, как прибыль, капитал, заработная плата, рента и т.д. Поэтому и теоретические определения стоимости следует получать не на пути отвлечения того общего, что имеют между собой товар, деньги, [182] капитал, прибыль, зарплата и рента, а на совсем ином пути. Все эти вещи предполагаются несуществующими. Они вовсе не существовали от века, а где-то, в каком-то пункте возникли, и это возникновение в его необходимости наука и должна вскрыть.
Стоимость есть реальное, объективное условие, без наличия которого невозможен ни капитал, ни деньги, ни все остальное. Теоретические определения стоимости как таковой и могут быть получены только в рассмотрении некоторой объективной экономической реальности, могущей существовать до, вне и независимо от всех тех явлений, которые позже развились на ее основе.
Эта простейшая объективная экономическая реальность существовала задолго до того, как возник капитализм и все выражающие его структуру категории. Эта реальность – непосредственный обмен одного товара на другой товар.
Мы видели, что классики политической экономии именно в рассмотрении этой реальности и выработали всеобщее понятие стоимости, хотя и не представляли себе при этом действительного философского и теоретического смысла своих действий.
Надо полагать, что Рикардо был бы немало озадачен, если бы ему указали на тот факт, что и его предшественники, и он сам выработали всеобщую категорию своей науки рассмотрением не абстрактно-общего правила, которому подчиняются все без исключения вещи, обладающие стоимостью, а как раз наоборот, рассмотрением редчайшего исключения из правила – непосредственного безденежного обмена одного товара на другой.
И поскольку они делали это, они добыли действительно объективное теоретическое понимание стоимости. Поскольку же они недостаточно строго оставались в пределах рассмотрения этого вполне особого и в развитом капитализме крайне редкого способа экономического взаимодействия, они и не могли понять стоимость до конца.
В этом и заключается диалектичность понимания всеобщего у Маркса, диалектика в понимании способа выработки всеобщей категории системы науки.
И нетрудно убедиться в том, что такое понимание возможно только на основе исторического по своему существу подхода к исследованию предметной реальности. [183]
Дедукция, поставленная на почву сознательного историзма, становится единственной логической формой, соответствующей точке зрения, понимающей предмет не как готовый, а как исторически возникший и развившийся.
«... Благодаря успехам теории развития даже вся классификация организмов отнята у индукции и сведена к “дедукции”, к учению о происхождении – какой-нибудь вид буквально дедуцируется, выводится из другого путем происхождения, а доказать теорию развития при помощи простой индукции невозможно, так как она целиком антииндуктивна» 4.
Лошадь и корова, конечно, не произошли из животного вообще, как груша и яблоко не есть продукты самоотчуждения понятия плода вообще. Но несомненно, что и корова и лошадь имели где-то в глубине веков общего предка, а яблоко и груша также есть продукты дифференциации какой-то одной, общей для них обоих формы плода. И этот реальный общий предок коровы, лошади, зайца, лисицы и всех остальных ныне существующих видов животных, конечно, существовал не в лоне божественного разума, не в виде идеи животного вообще, а в самой природе, как вполне реальный, особенный вид, из которого путем дифференциации произошли различные виды.
И эта всеобщая форма животного, если угодно животное как таковое, вовсе не есть абстракция, заключающая в себе лишь то одинаковое, что имеют между собой ныне существующие особенные виды животных. Это всеобщее одновременно есть особенный вид, обладающий не только и не столько теми чертами, которые сохранились у всех его потомков в качестве общего между ними, сколько своими собственными, вполне специфическими чертами, часть которых унаследована потомками, часть совершенно утратилась и заменилась совсем иными. Конкретный образ всеобщего предка, от коего произошли все ныне существующие виды, принципиально нельзя сконструировать из тех признаков, которые непосредственно общи всем ныне существующим видам.
Поступать в биологии так, значило бы вставать на тот же самый ложный путь, на котором Рикардо искал определения [184] стоимости как таковой, всеобщей формы стоимости, полагая, что эти определения суть абстракты от прибыли, ренты, капитала и всех других особенных форм стоимости, находившихся перед его глазами.
С представлением о развитии, как о реальном происхождении одних явлений из других, и связано диалектико-материалистическое понимание процесса выведения категорий, процесса восхождения от абстрактного к конкретному, от всеобщего (которое само по себе есть вполне определенное особенное) к особенному (которое также выражает собой всеобщее и необходимое определение предмета).
Исходное всеобщее основание системы теоретических определений (исходное понятие науки), с точки зрения диалектики, выражает собой конкретные теоретические определения вполне особенного, вполне определенного типичного явления, чувственно-практически данного эмпирическому созерцанию, в общественной практике и эксперименте.
Особенность этого явления заключается в том, что оно реально (вне головы теоретика) является исходным пунктом развития исследуемой совокупности взаимодействующих явлений, того конкретного целого, которое в данном случае является предметом логического воспроизведения.
Наука должна начинать с того, с чего начинает реальная история. Логическое развитие теоретических определений должно поэтому выражать конкретно-исторический процесс становления и развития предмета. Логическая дедукция и есть не что иное, как теоретическое выражение процесса реального исторического становления исследуемой конкретности.
Но правильное понимание этого принципа предполагает соответственно конкретный, диалектический по существу взгляд на природу исторического развития. Этот важнейший пункт логики Маркса – решение проблемы отношения научного развития к историческому (отношения логического к историческому) – должен быть рассмотрен особо. Без него нельзя ничего понять в способе восхождения от абстрактного к конкретному. [185]
1 Декарт Р. Избранные произведения. Москва, Госполитиздат, 1950, с. 292.
2 Там же.
3 Маркс К. Теории прибавочной стоимости, ч. II, с. 184.
4 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. XIV, с. 497-498.
