О так называемой "специфике мышления"

О так называемой «специфике мышления»
(к вопросу о предмете диалектической логики)

«Драма советской философии.
Эвальд Васильевич Ильенков (Книга – диалог)».
Москва, 1997, с. 183‑195

В дискуссиях о предмете логики как науки и ее отношении к диалектике существенное место занимает вопрос о «специфике мышления», а точнее сказать, о его сущности, об отношении логических законов и форм движения мышления к познаваемой реальности.

Логика как наука имеет свой – разумеется «специфический» – предмет исследования. Согласно традиционному представлению, которое никто не оспаривает и не оспаривал, она посвящена исследованию мышления, есть наука о мышлении.

Диалектика же согласно определению столь же бесспорному есть учение о развитии, наука о всеобщих формах и закономерностях развертывания любого процесса – естественно-природного, общественно-исторического или духовного – безразлично, есть наука о законах развития, общих и природе, и обществу, и мышлению.

Из этого нередко делают вывод, будто диалектика находится к Логике в том же самом отношении, что и к любой другой «специальной» науке – к химии или гидродинамике, к физиологии или к политэкономии. Диалектику-де интересуют лишь те формы и законы процесса мышления, которые общи ему с любым другим процессом развития. Стало быть, в ее категориях не выражается ни «специфика мышления», ни «специфика бытия (т.е. природы и общества)».

Логика же как специальная дисциплина, ориентированная на исследование как раз тех «специфических особенностей» мышления, которые диалектика оставляет без внимания, на манер того, как химия исследует «специфику» химических реакций, а политическая экономия – «специфику» экономических явлений. Иными словами, она выявляет в мышлении как раз то, от чего диалектика отвлекается как от «несущественного».

Отсюда вырастает представление, согласно которому рядом с материалистической диалектикой или с диалектическим материализмом «в том виде, как он у нас обычно преподается», надлежит разрабатывать «еще и особую диалектическую логику», специальной заботой которой является изучение «специфических» форм проявления всеобще-диалектических закономерностей в области мышления 1.

Эта точка зрения уже не раз подвергалась критике за то, что она, по существу, предполагает и реставрирует архаическое обособление «логики» и «онтологии», давно снятое марксизмом в составе понимания диалектики как Логики и теории познания материализма.

Нам нет нужды повторять ту аргументацию против такого обособления, которая убедительно развита в работах Е.П. Ситковского, М.М. Розенталя, Б.М. Кедрова, П.В. Копнина и других авторов, отстаивающих тезис, согласно которому правильно понимаемая диалектика и есть логика, а диалектические категории и есть подлинно логические формы мышления, верно отражающие внешний мир. Мы также думаем, что если диалектика не понимается непосредственно как Логика, то она и не понимается правильно, и что если диалектика не исследует процесс мышления, то и «объективная диалектика остается тайной, не поддается раскрытию», как правильно пишет М.М. Розенталь в книге «Ленин и диалектика» 2.

Поэтому задача марксистской философии состоит не в том, чтобы рядом с «материалистической диалектикой» создавать в качестве отдельной науки еще «особую диалектическую логику», а в том, чтобы саму диалектику разрабатывать как Логику и теорию познания, и ни в коем случае не как абстрактную «онтологию» или «мировую схематику», которая практически всегда оказывается лишь нагромождением «примеров», иллюстрирующих давно известные истины. Вместе с указанными авторами мы считаем, что диалектику можно разрабатывать единственно на основе анализа истории науки и техники, искусства и нравственности, социального управления и т.д., т.е. путем исследования реального, проверяемого практикой мышления, и через этот анализ выяснять прорисовывающиеся в нем универсально-всеобщие (диалектические) формы и закономерности.

Разделяя эту позицию и стремясь ее укрепить, мы считаем нужным внести ясность в один важный пункт, по которому в работах того же М.М. Розенталя, а также Б.М. Кедрова, допущена досадная, на наш взгляд, неточность. Точнее – непоследовательность в развитии выше сформулированной позиции, с которой мы вполне согласны. Этот пункт все та же «специфика мышления».

Так Б.М.Кедров, справедливо ратуя за «единство» логики и «онтологии» в составе правильно понимаемой диалектики, делает такую оговорку: «при всей своей общности законы диалектики имеют свое специфическое выражение и действие в области мышления» и что «в настоящее время дело заключается именно в раскрытии этой специфики». По словам Б.М. Кедрова, «специфичность субъективной диалектики... обусловлена физиологической организацией самого субъекта (структурой его органов чувств, его мозга и всей нервной системы)» 3.

Эта оговорка, как нам кажется, находится в антиномических отношениях с исходной позицией самого Б.М. Кедрова. Если так, то «в настоящее время» единственно верной оказывается позиция М.Н. Алексеева, В.П. Рожина, М.Н. Руткевича, Д.П. Горского, И.С. Нарского и других авторов, которые полагают, что «онтологический» аспект диалектики уже разработан в нашей литературе достаточно хорошо и полно и что основной интерес диалектической Логики должен быть сосредоточен на «специфике субъективной диалектики», на ее отличиях от диалектики «объективной», от «онтологии», от общей теории развития природы, общества и мышления. И тогда практически, в смысле рекомендации относительно генеральной линии развития диалектической Логики, позиция Б.М. Кедрова совпадает с позицией указанных авторов.

Аналогичную непоследовательность допускает, как нам кажется, и М.М. Розенталь в своей ранее изданной книге «Принципы диалектической логики», говоря о том, что «...наряду с общими законами бытия и познания существуют и специфические законы и категории мысли» 4, также входящие в состав предмета диалектической Логики.

Вот это положение и кажется нам той досадной неточностью, которая у Б.М. Кедрова и М.М. Розенталя составляет инородную, нелогичную деталь внутри верной позиции, а у Д.П. Горского, И.С. Нарского и ряда других авторов оказывается основным содержанием концепции диалектической логики.

Кто будет спорить с тем, что мышление, как особый процесс, осуществляющийся в голове человека, действительно «специфически» отличается от любого другого процесса, протекающего вне головы во внешнем мире, в природе и обществе? «Специфика» эта есть факт. Мышление, как субъективный процесс, действительно отличается от любого другого реального процесса, и его специфичность определяется многими обстоятельствами. В том числе и той самой «физиологией» головного мозга, о которой говорит Б.М. Кедров.

Речь, однако, идет совсем о другом. Речь идет о том «специфическом» аспекте, под которым мышление только и может рассматриваться в Логике и под которым оно только в Логике и рассматривается. Другими словами, речь идет о четком определении предмета Логики как науки. О месте Логики в системе исторически развивавшегося разделения труда между науками.

И если речь идет именно об этом, а не о расплывчатой «специфике мышления» вообще, под которой можно разуметь самые разные вещи, то дело выглядит совсем по-другому.

Мышление для Логики – это знание (понимание) в его развитии, это – истина в процессе ее становления (и реализации, т.е. воплощения посредством человеческой деятельности в действительность), а «логические» формы и закономерности – это всеобщие формы и закономерности развития реального знания (понятия) человека об окружающем его мире, о естественно-природных и общественно-исторических явлениях. Это – те идеальные схемы, которые постепенно прорисовываются в движении сменяющих друг друга представлений, теорий, понятий, гипотез и взглядов, – в реальном развитии науки и техники, в эволюции действительного мышления. Поэтому-то «логические» определения мышления и можно извлечь – в их «чистом» виде (и отличии от «нелогичных» форм), – единственно из исследования всей истории науки и техники, мышления вообще. И ни в коем случае – не из исследования мозга или психики индивида и даже очень большого коллектива таких индивидов. Дело в том, что и индивидуальная, и коллективная психика могут находиться в вопиющем разногласии с Логикой. Действительные логические законы проступают в психике, в общественном сознании людей в качестве общей тенденции, – только как объективная, от воли и сознания людей не зависящая, необходимость, пробивающая свою «выпрямленную» магистраль через все случайные, исторически преходящие и локальные, особенности сознания, сквозь все иллюзии, заблуждения и неудачи.

И поскольку Логика – это не просто коллекция исторических воспоминаний мышления о себе самом, о всех зигзагах и извилинах пройденного (к объективной истине) пути, а наука, постольку она и выделяет в мышлении лишь те всеобщие и необходимые формы и закономерности, в рамках которых протекает процесс производства (становления) истины, или как говорят иногда логики, – формы и законы «истинного мышления».

Под «истиной», если не расставаться с тем смыслом этого слова, который оно имело и имеет во всякой сколько-нибудь продуманной системе философских понятий, – понимается именно факт согласия знания с его предметом, субъективного образа с его объективным прообразом (как бы далее ни понимались эти соотносящиеся элементы). Это – чисто функциональная характеристика знания (образа), а вовсе не та чувственно-воспринимаемая реальная телесная форма, в которой это знание овеществлено в ткани мозга или языка человека, в «теле» субъекта. Это – характеристика знания по его отношению к объекту, к «другому», а не к «самому себе».

И если знание (мышление как объект Логики) не есть вещь, – т.е. реальный, телесно-фиксированный в материи мозга или языка, и потому чувственно-воспринимаемый «предмет», а есть идеальный образ той или иной вещи (в том числе и мозга, и языка), т.е. форма, «отличная от его чувственно-воспринимаемой телесной реальной формы» (Маркс), то и об «истине» можно говорить лишь в одном-единственном случае. И именно – в том, когда между собою соотносятся не две вещи, не формы двух разных чувственно-воспринимаемых вещей, а форма субъективно-человеческой деятельности, с одной стороны, и форма той вещи, или системы таких вещей, на которую эта деятельность направлена и в которой она выполняется, с другой.

Если стоять на точке зрения диалектического материализма, проблему истины надо понимать как проблему согласия (совпадения, тождества) форм и законов субъективной деятельности человека – с формами и законами объективной реальности, т.е. мира естественно-природных и общественно-исторических явлений.

В Логике (и только в Логике) мышление понимается и исследуется как процесс производства истины (а не заблуждения, что само собой понятно), – или, что то же самое – как истина в процессе ее производства. «Не психология, не феноменология духа, а логика, – отмечал В.И. Ленин, – вопрос об истине» 5.

Ни в коем случае – не как индивидуально-психический акт, совершающийся в голове отдельного индивида и протекающий по совсем другим законам (которые раскрывает психология, физиология высшей нервной деятельности и т.д.) и выражающийся в совсем других формах (их описывает и исследует та же психология, лингвистика и другие научные дисциплины). Эти науки действительно исследуют ту самую «специфику проявления законов диалектики» внутри субъекта, т.е. в специфических механизмах его сознания и воли, от которой диалектика абстрагируется именно потому, что она – Логика, а не психология, не лингвистика, не бионика, не кибернетика или какая-либо другая «частная» дисциплина.

Самые «внутренние механизмы», специфические формы и законы психофизиологических актов Логику могут интересовать ровно столько же, сколько и специфически-химические, специфически-гидродинамические, и т.д. и т.п. формы и закономерности. «Специфика» в этом смысле слова – попросту не ее предмет. Это предмет других наук, и Логика – в силу того самого разделения труда между науками, которое выделило ее в особую науку, просто не может заниматься вещами, относящимися к компетенции других наук. (В противном случае она утрачивает свою определенность, свою специфику и перестает быть Логикой).

Логика, разумеется, рассматривает факты, относящиеся к сфере человеческого сознания, или «мышление», понимаемое как субъективно-психологический процесс, как одна из форм сознания. Но ведь ее интересует специально не «сознание» как таковое, а лишь то содержание этого сознания, которое не зависит ни от человека, ни от человечества, т.е. объективная истина, ее «специфические» контуры, формы и законы становления.

Но сказать, что Логика рассматривает не «вообще мышление», а мышление как знание в его развитии, как истину в процессе ее становления, это все равно, что сказать, что предметом Логики являются объективно-всеобщие (точнее, универсальные) законы и формы предмета познания, т.е. самой действительности, отражаемой в истории познания. Поэтому «логическое» – это полный синоним универсального, объективно-всеобщего.

Это – абсолютно тождественные выражения, ибо «истина» – объективное знание (понимание) объективной реальности – только в процессе ее постоянного, непрерывного и никогда не завершенного производства и воспроизводства и существует в действительности. Она не отделяется от него в виде особого, вещественно-фиксированного «продукта», на манер того, как выпеченный хлеб обособляется от процедуры его выпечки или как отчеканенная монета от операций по ее чеканке. Если «истина» подвергается такому изъятию, фиксируется и в этом фиксированном виде противопоставляется продолжающемуся процессу познания, то она тем самым и перестает быть «истиной», – она становится догмой, т.е. одной из самых распространенных разновидностей заблуждения, видом разногласия знания с развивающейся действительностью.

И сказать, что Логика занимается исключительно всеобщими формами и законами развития знания – это значит лишь выразить другими словами то совершенно справедливое положение, согласно которому ее «специфические» законы – это законы, одинаково управляющие и объективным миром, и процессом его «субъективного» отражения, воспроизведения. То есть логические законы – это и есть всеобщие законы и природы, и общества, и нашего собственного мышления. И внешнего мира, и мышления. А не только внешнего мира, также как и не только «мышления».

Признавать же существование логических законов и форм мышления, присущих-де исключительно мышлению – в отличие от отражаемого в нем мира, – и именно в этом видеть их «специфику», значит бессознательно или сознательно, вольно или невольно, отходить от принципа отражения в логике, в понимании самой сути мышления. Это значит отходить от последовательного проведения линии материализма в логике. Ибо с точки зрения материализма «мышление», т.е. знание в его развитии, это и есть отражаемый в человеке реальный мир, и законы «мышления», понимаемого так, а не в качестве психофизиологического акта, это и есть законы организации и развития самого реального мира, познанные и познаваемые человеком.

Поэтому если диалектика есть наука о всеобщих законах развития действительности, внешнего мира и мышления, то это означает, что только она и есть логика. В самом прямом, точном и категорическом смысле этих слов. Диалектика всегда и была логикой. Разумеется, там, где она была действительно живой наукой. Поэтому-то «не надо двух слов», а не только двух разных наук.

Как Логика – как «Наука логики» – диалектика ведь и родилась в качестве особой науки. Это ведь просто факт, что Гегель, впервые систематизировавший ее основные категории и законы, т.е. придавший ей «форму науки», выявил ее именно в развивающемся мышлении, а не где-нибудь еще, а диалектику природы и общества видел лишь постольку, поскольку она уже выразилась в мышлении (т.е. в развивающемся знании), поскольку она уже стала «логическим» фактом...

Как Логика диалектика понималась и Марксом, и Энгельсом. От того, что Маркс и Энгельс критически-материалистически преобразовали гегелевскую концепцию мышления, поставив гегелевскую Логику «с головы на ноги», она ведь вовсе не перестала быть Логикой. Наоборот, – только тут она и обнаружила всю свою силу именно в качестве Логики, в качестве науки о формах развития всего мыслимого мира, т.е. реального мира естественно-исторических и общественно – исторических явлений, в том числе и самого мышления.

Позиция Логики вообще, – и вовсе не только в ее марксистско-ленинском варианте, а и в любом другом, – и у Аристотеля и у Спинозы, и у Канта и у Фейербаха, и у Фихте и у Гегеля, – заключается в том, что «специфика» логических форм и законов мышления заключается именно в их универсальности и объективности, т.е. в независимости от «специфического устройства» тела человека, как особенного, «конечного» существа, в их независимости от человека и даже человечества. В том, что они действительны и «обязательны» для мышления, если оно претендует на объективную истину, в любом его частном применении. В том числе и в том «специфическом» случае, когда предметом оказывается сам человек, самое его мышление (как один из возможных эмпирически данных объектов изучения). В этом случае так же надлежит выявить логические, т.е. универсально-всеобщие и объективные – формы и законы, абстрагируясь от всего того, что имеет место только в данном случае и нигде более не нужно.

Так что тезис, согласно которому «логические» формы и законы мышления (в отличие от психологических, физиологических и т.п. форм и законов того же мышления) это и есть формы и законы всего «мыслимого» (как бы это «мыслимое» далее ни понималось, – в духе материализма или идеализма, диалектики или метафизики, или как угодно еще) – это аксиома для любой логической концепции.

Тождество законов мысли и законов предмета мысли, действительности (как бы последняя ни понималась – на манер субъективного идеализма, объективно – идеалистически или материалистически) это есть вообще естественная точка зрения логики, – ибо альтернативой «тождеству» оказывается взгляд, согласно которому один и тот же человек должен мыслить предметную действительность по одним правилам и законам, а мыслить о мышлении – совсем по другим, не имеющим ничего общего с первыми. Мышление о фактах – это одно, а мышление о мышлении – другое «мышление». Иными словами, дуализм в понимании законов мышления и законов бытия ведет к дуализму в понимании самого мышления. В таком случае получается, например, что мышление ученого-логика (т.е. мышление о мышлении) и мышление ученого-естествоиспытателя (мышление о конкретном предмете вне мышления) – это тоже два принципиально несогласуемых друг с другом типа мышления, каждый из которых протекает по «правилам», непригодным для другого, не имеющим между собой ничего общего.

Отрицание «тождества» мышления и предметности (законов объективного мира и законов построения образа объективного мира) равнозначно упразднению логики как науки об истинном мышлении вообще, независимо от того предмета, с которым оно имеет дело...

Поэтому, собственно, в истории логики нельзя указать ни одного сколько-нибудь последовательного автора, который бы не принимал (тайно или явно, прямо или окольным путем) тезиса о тождестве законов мышления и законов «мыслимого», т.е. «действительности» в том или ином ее понимании.

В противном случае неизбежно получается не только полный разлад логики с естествознанием, но и кое-что похуже, – а именно, что логика может позволять себе все то, что она запрещает всем другим наукам, и запрещать себе все то, что она толкует как всеобще обязательное для всех остальных наук.

В таком нелепейшем положении Гегель блестяще уличил кантовскую концепцию, внутри которой Логика являет собой образец плохого следования тем самым правилам, которые она постулирует как правила, без соблюдения коих не может быть никакой «научности».

Кантовская логика исходит из того, что «предмет» и его «явление» в формах сознания – это принципиально разные вещи. В логике же, как науке, принимается как раз обратный принцип: предмет и есть понятие, и есть форма сознания. Любой другой науке Кант разъясняет, что «форма знания» – это одно, а «содержание знания» – другое. В логике же принимается обратное положение: содержанием ее оказывается как раз «чистая форма». В результате дуализм между предметностью и мышлением в системе Канта неизбежно выступает как дуализм внутри самого же мышления, доходящий до антиномической остроты.

Поэтому-то, собственно, после Канта ни один сколько-нибудь последовательно мысливший логик и не строил уже Логику на основе принципа «различия» между мышлением и предметностью, между законами того и другого. Напротив, все без исключения послекантовские попытки строить логику основываются на том или ином способе упразднить различие (несоизмеримость) между мышлением и бытием в самом начале, в самом фундаменте построения. Все эти попытки идут либо по линии объективного идеализма, рассматривавшего понятие как «подлинную» форму предметного мира вне головы человека, либо по линии субъективного идеализма, который старается представить «предмет» как феномен в сознании, т.е. как «понятие» в субъективном смысле, либо, наконец, – по линии материализма.

Факт остается фактом – после Канта любая попытка строить логическую теорию исходит из тезиса о тождестве мышления и бытия, понятия и предмета, формы мыслящей деятельности и формы «мыслимого» материала, ибо в противном случае не может быть достигнуто и тождество мышления с самим собой (мышления о реальности и мышления о самом мышлении).

Борьба после Канта сосредоточивается уже не по вопросу о том, принять или не принять такое «тождество» (совпадение всеобщих законов мышления и того, что мыслится), а исключительно о том, как понимать природу этого тождества.

(Тождество мышления и действительности, так же как и вопрос о «специфике» мышления, можно понимать верно, а можно и ошибочно, последовательно или непоследовательно, так или иначе соскальзывая на позиции «специфики» мышления в смысле его принципиального отличия от мыслимого мира, в смысле признания наличия в нем имманентных, исключительно ему присущих, не являющихся отражением всеобщих законов реального, чувственно-материального мира, форм и закономерностей мышления.)

По Гегелю, – и именно потому, что Гегель – объективный идеалист, – диалектика есть Логика мышления о мышлении. Иными словами, ее формы и законы – это «специфические» формы и законы Мышления, доведенные философией до «самосознания». Согласно законам этой Логики протекает в полной мере лишь процесс мышления о самом себе.

И коренное отличие марксистско-ленинского варианта диалектики заключается именно в понимании, что все те логические законы и формы, которые Гегелю казались «монопольной спецификой мышления», только Логикой мышления о мышлении, на самом-то деле суть отраженные в сознании людей объективно-универсальные формы и законы развития действительности вне мышления.

Именно поэтому диалектика в ее марксистском, материалистическом понимании оказывается Логикой не только процесса мышления о мышлении, но и мышления о природе, и мышления об общественно-исторической действительности. Иными словами, законы диалектики были поняты как законы развития и мышления, и природы, и общества. А не только мышления, как думал Гегель, который, как известно, никакого развития за действительностью вне мышления не признавал.

От любой другой логической концепции (и от гегелевской, и от карнаповской) Логика марксизма-ленинизма отличается именно тем, что все «логические», – то бишь универсально-всеобщие, – формы и законы нашего мышления понимаются здесь как отраженные и отражаемые историческим процессом развития науки, техники и т.д. объективно-всеобщие формы и законы развития действительности вне мышления, как объективно-универсальные формы и законы изменения любого естественно-природного и общественно-исторического материала, выявленные предметно-практической деятельностью общественного человека, осознанные им и тем самым превращенные в универсальные (т.е. «логические») формы и законы его собственной сознательной деятельности, как реально-предметной, так и духовно-теоретической.

Само собой понятно, что пока эти объективно-универсальные формы и законы развития природы и общества не осознаны, т.е. не превращены также и в законы, управляющие сознательно-волевой деятельностью человека, они и не являются «логическими». Таковыми эти объективно-универсальные (диалектические) формы и законы развития становятся и называются лишь тогда и лишь там, где и когда они становятся «общими» не только для всего внешнего мира, но также и для мышления.

Поэтому-то «логическими» формами и законами Маркс, Энгельс и Ленин и называют те формы и законы развития, которые являются общими и природе, и обществу, и мышлению.

Существо позиции Маркса, Энгельса и Ленина заключается в том, что универсальные (диалектические) законы и есть «специфические законы мышления», что категории диалектики и есть «специфические формы мышления», понимаемого как исторический процесс осмысливания, т.е. теоретического познания человеком внешнего мира, как процесс развития знания, как истина в процессе ее становления.

Поэтому Логика в понимании Маркса, Энгельса и Ленина и сливается, и совпадает с диалектикой до конца, без остатка, по самому существу дела. Маркс, Энгельс и Ленин постоянно, на каждом шагу используют эти названия как полные синонимы, как разные названия одной и той же науки.

Поэтому-то диалектика как учение о развитии «вообще» и не стоит в отношении к Логике как «всеобщее» – к «частному». Нелепо понимать их отношение по аналогии с отношением диалектики к химии, к физике, к политэкономии и к любой другой «частной» области знания. Такого отношения между ними нет и быть не может по той простой причине, что Логика занимается не законами и формами какой-либо «частной» области действительности, сколь бы широка эта область ни была, а только всеобщими законами и формами, только теми законами, которые «применимы» в каждой частной науке именно потому, что они реально управляют всеми областями действительности, а не только некоторыми из них.

И именно поэтому законы Логики обязательны не только для физики, химии и т.д., но и для самой логики. Это значит, что Логика, как «мышление о мышлении», обязана соблюдать те же самые законы, которые она рекомендует всем другим наукам в качестве всеобщих.

Если это требование «логичности» адресовать к самой Логике, то это значит, что мышление, имеющее своим предметом мышление (т.е. само себя), должно управляться теми же самыми законами и «правилами», что и мышление, имеющее своим предметом внешний мир, – а вовсе не надуманными «специфическими» логическими законами. Логические законы это и есть законы, управляющие мышлением и тогда, когда оно направлено на внешний мир, и тогда, когда оно направлено на мышление же, на самое себя.

Сказать же, что законы Логики – это законы, специфичные только для «мышления» – это все равно, что сказать, что это не логические законы, что это – законы, действительные только для одной области знания (только в ходе специального изучения «мышления» как особого», «сугубо специфического» предмета) и не применимые ни в какой другой науке, неистинные по отношению к любой другой предметной области человеческого знания и деятельности... Это значит сказать, что логические законы обязательны в ходе мышления о мышлении и не обязательны в ходе мышления о любом другом предмете, о внешнем мире в частности и в особенности. Это значит сказать нелепость.

Но именно эта нелепость имплицитно и предполагается фразой, согласно которой Логика «в отличие от диалектики» (!) занимается не общими «мышлению с внешним миром» формами и законами развития, а только «специфическими», только мышлению свойственными формами и законами.

Это значит, что «диалектическая логика» должна изучать мышление не в аспекте его движения к объективной истине, т.е. совпадения логических форм и законов деятельности мышления с формами и законами объективной реальности, а в аспекте отличия мышления от действительности, тех черт, в которых развитие мышления не согласуется с развитием его собственного предметного содержания, т.е. законов несовпадения, законов разногласия мышления с объективной реальностью. (И при этом нас пытаются убедить в том, что, действуя вопреки объективной логике познаваемой реальности, не по законам ее собственного развития, а по отличающимся от них – «специфическим» – законам субъекта (мышления), мы в итоге придем-де к «объективной истине», к совпадению знания с предметом.)

И эта нелепица, это противостояние, выражающее не столько понимание, сколько непонимание сути мышления, выдается за «диалектику»?!

В противоположность этой внутренне противоречивой позиции, сбивающей Логику с магистральной линии ее развития как науки об объективных – исторически развивающихся – законах субъективной деятельности человека, материалистическое понимание универсальности и объективной значимости «логических» форм и законов открывает действительные перспективы развития Логики, ибо ориентирует ее на исследование тех объективно универсальных характеристик действительности, которые постепенно проступают в исторически развивающемся процессе познания и практики общественного человека, в движении содержательных противоречий теоретически и практически осваиваемого мира. В исследовании этих – объективных и исторически развивающихся – логических форм и законов самая верная гарантия Логики от застоя, от догматизации и абсолютизации своих собственных положений.

Поэтому сторонники диалектической логики должны ясно и категорически заявить, что та единственная «специфика мышления», о которой вообще может идти речь в пределах Логики, заключается в объективно-универсальном значении ее категорий и законов. Иными словами, что правильно понимаемая Логика сливается, совпадает до конца, без какого-либо остатка, с правильно понимаемой диалектикой, что это – одно и то же, что не надо тут двух слов, а не только двух разных наук.

И что изобретать какую-то особую «диалектическую логику», отличающуюся от «диалектики» и по предмету, и по составу ее категорий, затея нелепая, в корне противоречащая ясным ленинским позициям в этой проблеме.

1 Весьма определенно такой взгляд выражен в статье М.Н. Алексеева «Диалектическая логика» (см.: Вопросы философии, 1, 1964), в учебнике М.Н. Руткевича, в работах В.П. Рожина и ряда других авторов. Из новейших публикаций такой взгляд наиболее резко представлен в редакционной статье Д.П. Горского и И.С. Нарского «О природе и сущности закономерностей диалектики познания как науки» (Диалектика научного познания: Очерк диалектической логики. Москва, 1978).
2 Розенталь М.М. Ленин и диалектика. Москва, 1963, с. 64.
3 Кедров Б.М. Единство диалектики, логики и теории познания. Москва, 1963, с. 168-169, 173.
4 Розенталь М.М. Принципы диалектической логики. Москва, 1960, с. 78.
5 Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 29, с. 156.