А.Д. Майданский
Спор о “мыслящем теле”, или
Как улучшить спинозовское учение о душе
Глава культурно-исторической школы Л.С. Выготский, как известно, видел
в Спинозе путеводную звезду психологической науки 1.
Спинозистом считал себя и выдающийся советский философ Э.В. Ильенков.
Около трех лет тому назад в проильенковском философском сообществе началась
острая, подчас невежливая дискуссия о понятии “мыслящего тела” (так Ильенков
в своей книге «Диалектическая логика» истолковал спинозовскую «мыслящую вещь»,
res cogitans). Я утверждаю – и постараюсь доказать, – что такое толкование является
не просто неадекватным, абсолютно неприемлемым для Спинозы, но идет вразрез и
с марксистской диалектической логикой, как ее излагал сам Ильенков.
Насчет неадекватности согласился и самый непримиримый заступник “мыслящего
тела” Л.К. Науменко. Фактически, как он выразился, спинозовская res
cogitans – это человеческая душа, а не тело. Тут не очень-то поспоришь, ведь
Спиноза не раз и не два открытым текстом дает такое определение
души 2.
Однако Науменко и все другие “староильенковцы” утверждают, что Учитель, поменяв
душу на “мыслящее тело”, улучшил спинозовскую теорию души – двинул ее вперед.
Если опять взглянуть на дело фактически, выяснится, что “мыслящее тело”
двинуло Спинозу прямиком назад – к Гоббсу и Гассенди. В своих Возражениях
на Декартовы «Размышления» эти философы-материалисты в один голос доказывали,
что субъектом мышления является тело и что «мыслящая вещь есть нечто
телесное» 3.
Почерпнутой у Гоббса аналогией между мышлением и ходьбой Ильенков поясняет
читателям и взгляды Спинозы. Не знаю, где он вычитал у Спинозы, будто «мыслит
не особая “душа”..., а самое тело человека» 4.
Мышление есть действие модуса протяжения, – трудно вообразить себе что-либо менее
приемлемое для Спинозы.
Столь же неприемлемо понимание мышления как «лишь свойства, предиката, атрибута
тела», как «лишь способа существования тел» 5
для самого Ильенкова. Вообще, для “умного материалиста” 6
мышление есть способ существования не тел, а материи. Само тело – лишь
один из способов (по-латински, модусов) существования материи.
А мысль – иной, бестелесный, идеальный “модус” ее бытия. Для материалиста
же “неумного”, эмпирика à la Гоббс или Гассенди, “материя” – эквивалент
“тела”, эти два слова просто синонимы.
В отличие от своих учеников, горою вставших на защиту “мыслящего тела”, Ильенков
прекрасно сознавал ущербность этого понятия и собственноручно поправил своего
псевдо-Спинозу, поместив в конец очерка второго сугубо марксистский постулат:
«Труд – процесс изменения природы действием общественного человека – и есть “субъект”,
коему принадлежит “мышление” в качестве “предиката”» 7.
Истинный субъект мышления – труд. И субъект процесса труда отнюдь не тело,
это – «общественный человек», трудящийся посредством тела и, наравне с
телом, души. Человек, понятый как «ансамбль общественных
отношений» 8.
Что же такое, спрашивается, эти общественные отношения? Очевидно, не что иное
как совершаемые людьми поступки, действия по отношению друг к другу. Эти
самые общие дела и связывают множество индивидов в единое целое – общество.
Вот где, на самом деле, марксистская философия приняла эстафету от Спинозы.
Именно Спиноза первый усмотрел в действовании универсальный принцип индивидуации.
Если, к примеру, А и B действуют сообща, делают общее
дело, значит их надлежит рассматривать как одну вещь AB, а
не две разные: «Ибо если многие индивиды так согласуются в едином действовании,
что все вместе являются причиной одного действия, то я рассматриваю их все как
одну единую отдельную вещь» 9.
Душа и тело человека делают одно и то же дело – вот почему Спиноза видит в
них одну вещь, а не две разные. Однако делают они свое дело абсолютно по-разному
– «двумя способами» (duobus modis), между которыми нет ровно ничего общего.
“Общее” у души и тела только одно – то дело, которое они делают.
Тут перед нами чисто конкретное, субстанциальное, деловое тождество
– при полнейшем отсутствии общих свойств, то есть общности формальной.
Деятельность у Спинозы – и единственный критерий реальности вещей.
Всякая вещь существует лишь в той мере, в какой она действует на прочие вещи,
выступая в качестве причины их бытия. Прекращение деятельности равнозначно
утрате «актуального» существования, хотя бы вещь по-прежнему продолжала восприниматься
как сущая в пространстве-времени.
Судить о вещах не иначе как по делам их, – таково кредо Спинозы: «вещь
тем совершеннее, чем более она действует» 10.
Для Бога “существовать” означает действовать на себя, быть причиной
и вместе с тем – действием этой причины. Субстанция, эта «Природа порождающая»,
существует не иначе как действуя – “причиняя” себя собой. Никак нельзя, воспрещается
приписывать субстанции свойства ее модусов, свойства «Природы порожденной». Эта
“божественная” субстанция как таковая не есть ни дух, ни тело, – но тогда что же она такое?
Спинозовского Бога следует понимать как единый и свободный, вечный и абсолютно
бесконечный каузальный акт. Это акт многообразного – различного
в каждом из бесчисленных атрибутов субстанции – деятельного самовыражения Бога
в «своем ином». В понятии Бога – Природы – субстанции нашел свое абсолютное
воплощение принцип деятельности, Дела с большой буквы. Марксистское же понятие
труда как «субстанции-субъекта» всемирной истории представляет собой дальнейшее,
конкретное развитие спинозовской идеи субстанции как Дела.
Спиноза не сумел сколько-нибудь конкретно объяснить происхождение человеческого
мышления. Тут ахиллесова пята его философии. В «Трактате об усовершенствовании
разума» сказано, что разум достался человеку от природы. Этот врожденный ум создает
«природной силой» своей простейшие идеи, которыми затем пользуется как «интеллектуальными
орудиями» для других «умственных работ», для изготовления более сложных и развитых
идей, – «и так постепенно подвигается, пока не достигнет вершины
мудрости» 11.
Откуда взялась эта «природная сила» (vis nativa) ума и что это за «умственные
работы» (opera intellectualia), Спиноза обещал разъяснить в другой книге, посвященной
«моей Философии». Однако слова не сдержал.
Из приведенных слов Спинозы явствует, что идеи возникают из работы ума,
а не из движений человеческого тела по геометрическим контурам внешних тел, как
полагал Ильенков. «Из телесных движений» (a motibus corporeis),
пишет Спиноза, возникают лишь образы (imagines) – не идеи! Идеи суть модусы
мышления, а образы же – модусы протяжения, посему между ними «следует
делать тщательное различие» 12.
Стало быть, рассуждения Ильенкова о том, как движущееся по чужому контуру
тело «создает адекватную идею», покоятся на смешении мыслей, идей с «телесными
образами» (imagines corporeae), то есть идеального – с материальным. Смешении,
против которого настоятельно предостерегает «Этика» и с которым так страстно
бился сам Ильенков в «Диалектике идеального».
Вслед за ясным различием материального и идеального – образа и идеи – тотчас
исчезает принципиальная разница между действиями человека и животного, между
«вещью мыслящей» и «глупейшим ослом». Ильенков сделал очень логичный для
своего “Спинозы” вывод: «Действия животных, особенно высших, также подходят,
хотя и в ограниченной степени, под спинозовское определение
мышления» 13.
Тела животных тоже немножко «мыслящие», просто степень мышления тут «ограничена»
– животные мысли поплоше человеческих.
Ровно то же самое писал о праве животного на мысль Гассенди: «Да, бесспорно,
они [животные] лишены человеческого разума, но они разумны по-своему... Разница
между нами и ими в этом отношении, по-видимому, лишь чисто
количественная» 14.
У «фактического» Спинозы вульгарной редукции понятия мышления нет и в помине.
Напротив, он старательнейшим образом вспахивает и оберегает межу, отделяющую
действия мыслящей вещи от действий животного, приобретение идей – от образного
восприятия «контуров». С этой целью Спиноза и обращается к примеру Буридана,
соглашаясь со старым схоластиком: в случае равнодействия внешних причин осел
неминуемо гибнет. Человека же «следовало бы счесть не мыслящей вещью, но глупейшим
из ослов», погибни он в подобной ситуации.
«Мыслить» для Спинозы значит понимать причины вещей. Душа животного
обитает в мире контуров, а вещь мыслящая действует в мире причин и следствий.
Лишь этот последний мир для Спинозы реален. Пространственные же контуры суть
лишь воображаемые формы реальности, своего рода “объективная
видимость” модусов протяженной природы, тел. «Nature has no outline but imagination
has» (William Blake) 15.
Так, образ круга имеется в душе и математика, и осла, поскольку тот и другой
умеют двигать свои тела по круглым контурам внешних тел. А вот о «действующей
причине» (causa efficiens) круга – о способе его построения – осел не
имеет понятия. Разница между математиком и ослом тут самая кардинальная, качественная,
а не «чисто количественная», не в «степени». Душа осла воспринимает лишь контур,
или «телесный образ», круга, а душа математика (если он не осел) образует идею
круга – знает, как его построить.
Ильенков обратил внимание на пример с определением круга у Спинозы, дав ему
абсолютно верное толкование. Он и сам понимал идеи, мысли как способы действования,
как схемы создания и преобразования вещей. И, будучи марксистом, конкретизировал
это действование как человеческий труд. Мышление само по себе есть
труд, а высшая форма мышления, наука, по Марксу, – «всеобщий труд». Это даже
для человека нелегкий труд – мыслить...
Идеальное создается лишь человеческим трудом, – там, где нет трудовой деятельности,
нет и быть не может “идей”, а значит и “мышления” в настоящем смысле слова.
Понимание труда как субстанции-субъекта мышления позволило Ильенкову продвинуться
гораздо дальше Спинозы в части понимания реальных условий возникновения мыслящей
души – личности. Тут Ильенков намного Спинозу превзошел. Не опроверг,
а именно превзошел – ушел в том же самом направлении далеко вперед.
Что же такое эта «человеческая личность, по старинке называемая иногда
“душой”» 16,
а у Спинозы именуемая «мыслящей вещью»? Неужто это тело, способное двигаться
по любому внешнему контуру? Нет, отвечает Ильенков, «внутри тела отдельного индивида
реально существует не личность, а лишь ее односторонняя (“абстрактная”) проекция
на экран биологии» 17. Личность
– это «ансамбль отношений», лишь воплощенный, представленный в некоем
теле, причем отнюдь не только в живом теле человека, но также и в его «неорганическом
теле», каковым для человека является «вся природа» (Маркс).
Личность есть, по определению Ильенкова, «совокупность отношений человека
к самому себе как к некоему “другому”... Поэтому “телом” ее является не отдельное
тело особи вида “homo sapiens”, а по меньшей мере два таких тела – «Я» и «ТЫ»,
объединенных как бы в одно тело социально-человеческими узами, отношениями,
взаимоотношениями» 18.
У личности, оказывается, по меньшей мере два тела. Причем личность
(мыслящая душа) не является «свойством, предикатом, атрибутом» ни одного из этих
тел. «Как таковая же она не внутри единичного тела, а как раз вне его, в системе
реальных взаимоотношений данного единичного тела с другим таким же телом через
вещи, находящиеся в пространстве между ними и замыкающие их “как бы в одно тело”,
управляемое “как бы одной душой”» 19.
Этот оборот: «как бы одна душа и одно тело» (una quasi mens, unumque corpus),
– прямиком от Спинозы 20. И само
это понимание человеческой души (= личности) у Ильенкова конгениально Спинозе.
Неподдельному Спинозе, а не его однофамильцу-материалисту со страниц «Диалектической
логики», сподвижнику Гоббса и Гассенди...
Нет на свете “мыслящих тел”, друг Горацио, они лишь в грёзах эмпирической
философии. Органическое тело человека – не субъект мышления, но его объект
и инструмент: личность, пишет Ильенков, «осуществляется в органическом теле
человека, превращая это тело в послушное, легко управляемое
орудие» 21.
Мое тело – та скрипка, на которой дает концерт «ансамбль
общественных отношений». Без этой скрипки не было бы ни концерта, ни самого
«ансамбля», и все же она инструмент, не более.
Мыслящая душа, личность – феномен чисто идеальный. Категория
идеального задает у Ильенкова водораздел между человеческой личностью и немыслящей
душой, психикой животного: «В грамотно понимаемую категорию “идеального” входят
именно те, и только те, формы отражения, которые специфически отличают человека
и совершенно несвойственны и неведомы никакому животному, даже и обладающему
весьма высокоразвитой высшей нервной деятельностью и
психикой» 22.
Ну а теперь спрашивается, можно ли считать «грамотным» псевдо-спинозовское
определение мышления, под которое «подходят, хотя и в ограниченной степени»,
действия животных? Очевидно, нет. Такое определение мышления является
безграмотным, то есть вульгарным. В душе животного ничего идеального нет
и быть не может. Душа животного есть функция его органического тела. Потому-то
она и не мыслит, не суть res cogitans.
Ильенков наотрез, категорически не допускает наличия идеального в мире
животных, сколь угодно высокоразвитых. При этом от имени Спинозы он распространяет
определение мышления на действия животных. Какое-то неидеальное мышление
у его “Спинозы” получается. Материальное мышление, ибо для марксиста в
дихотомии “идеальное versus материальное” третьего не дано. Есть, стало быть,
мышление идеальное – у людей, и мышление материальное – у животных. А разница
между тем и другим лишь «в степени».
Уверен, ученикам Ильенкова, при всей их тяге к оксюморонам, “материальное
мышление” не понравится. Равно как и “мышление телесное” – сиамский близнец
“мыслящего тела”. Полюбилось вам всей душой (виноват, всем телом) “мыслящее
тело”? Ну так придется стерпеть и “телесную мысль”.
Работы Ильенкова о личности и о диалектике идеального не оставляют камня на
камне от химеры “мыслящего тела”. Зато с фактическим Спинозой эти работы
отлично гармонируют. Спинозовская дистинкция идей и образов по существу тождественна
с проводимым у Ильенкова различием между объективными «идеальными формами» и
«субъективными образами» души.
Выготский и Ильенков принимают спинозовское определение души как «идеи тела».
Но если чувствующая душа (психика вообще) есть идея индивидуальной органики
живого существа, то мыслящий дух – это сверх того еще и идея неорганического
тела. В этом вселенском теле культуры кроются такие влечения, “аппетиты”, которые
не имеют ничего общего с физиологическими потребностями.
Человек мыслит лишь в той мере, в какой его действиями движут не инстинкты
его органического тела, а потребность общественная, так сказать, appetitus
socialis. Мышление – и, вообще, идеальное – начинается там, где на место животных
инстинктов встают сформированные трудом, рукотворные интересы рода человеческого, общества.
Эту подсказанную Марксом истину Выготский развил в полноценную “культурно-историческую”
теорию. Тут обнаружилась реальная точка роста спинозовского учения о душе.
Мало понять душу вообще как «идею тела», необходимо к этому прибавить, что у
«мыслящей вещи», человека, помимо его органического тела имеется еще одно –искусственное,
«неорганическое» тело, создаваемое трудом. Именно это второе тело является
объектом идеи, образующей мыслящий дух человека, его “интеллектус”.
«Каково тело, такова и душа, идея, познание» 23.
Ровно в той мере, в какой труд, эта деятельная субстанция человеческого мышления,
увеличивает массив и кондиции неорганического тела человека, возрастает
и его «интеллектуальное могущество или свобода» 24.
Разум и свобода не дарованы человеку матерью-природой, они добываются его трудом
на протяжении всей истории человечества.
Так можно ли улучшить, усовершенствовать учение Спинозы о душе?
Да, можно и нужно – как это делали Выготский с Ильенковым. Надо ли при этом читать
Спинозу буквально, с предельным вниманием и уважением к фактическим
его словам? Опять-таки да, надо! А вот это Ильенкову удавалось далеко не всегда.
Ученики же наивно приняли сказанное им от имени Спинозы за собственные взгляды
Ильенкова, игнорируя его – марксистскую – оговорку относительно истинного субъекта
мышления, и его теорию идеального, и “ансамблевое” понятие личности, как Луна
далекое от “мыслящего тела”.
Очевидно, фактический Ильенков для его мыслящих телом учеников тоже
не указ. В стремлении к буквальному прочтению текстов им злостный “позитивизм”
мерещится. Все разговоры у них лишь о святом праве мыслителя поправить, «немного
выпрямить» покосившегося Спинозу. Ну и давай вещать от его имени что вздумается,
не утруждая себя апелляциями к первоисточнику. Плохому герменевтику буквы мешают...
1 «Оживить
спинозизм в марксистской психологии. От великих творений Спинозы, как от далеких
звезд, свет доходит через несколько столетий. Только психол.<огия> будущего
сумеет реализовать идеи Спинозы» (Два фрагмента из записных книжек Л.С. Выготского
/Вестник РГГУ, Психология, 2006, 1, с. 295).
2 «Mentis definitio, quod ea sit res cogitans»
(Epistolae, 34). «Mentem humanam diximus esse rem cogitantem» (Cogitata Metaphysica, II, cap. 12).
См.:
Спиноза Б.Избранные произведения. М., 1957, т. 1, с. 402, 314, 311,
т. 2, с. 519.
3 Гоббс: «... rem cogitantem esse corporeum quid»
(Objectiones Tertiae). См. в кн.:
Декарт Р. Сочинения, т. 2, с. 136.
4 Ильенков
Э.В. Диалектическая логика. М., 1974, с. 22.
5 Там же, с. 23.
6 Так по примеру Ленина любят сами себя величать
марксисты. Ильенков зачислил в партию “умных материалистов” и Спинозу.
7 Там же, с. 54.
8 Известное определение сущности человека
у Маркса: «das ensemble der gesellschaftlichen Verhältnisse».
9 Спиноза Б. Избранные произведения,
т. 1, с. 403. «Quod si plura individua in una actione ita concurrant, ut omnia simul unius effectus
sint causa, eadem omnia eatenus ut unam rem singularem considero».
10 Там же, с. 615. «Res sit perfectior, quo magis agit».
11 Там же, т. 1, с. 329.
12 Там же, т. 1, с. 448.
13 Диалектическая логика, с. 34-35.
14 См. в кн.:
Декарт Р. Сочинения,
т. 2, с. 211. В оригинале сказано: «в большей и меньшей степени» (secundum magis et minus).
15 «У природы нет контура, но есть у воображения»
(Уильям Блэйк, английский поэт-романтик).
16 С чего начинается личность. М., 1983, с. 322.
17 Там же, с. 330.
18 Там же, с. 329.
19 Там же, с. 330.
20 Этика, IV, теорема 18, схолия.
21 С чего начинается личность, с. 328.
22 Диалектика идеального /
Ильенков Э.В.
Искусство и коммунистический идеал. М., 1984, с. 25.
23 Краткий трактат, II, Предисловие, прим. 11
(Избранные произведения, т. 1, с. 111).
24 Из заглавия финальной части «Этики»:
«De potentia intellectus seu de libertate humana».